Рис.
Второй эпизод – «То слившись в черный мрак» - демонстрирует развитие тематического элемента и приводит к кульминации (т. 43-48). В самый трагический момент на словах «унылый смерти звон», как символ смерти, звучит тяжело падающий «колокольный» бас на фоне «малых колоколов» - аккордов верхнего регистра фортепиано. Этот звон внушает не страх, а скорбное раздумье о грядущем:
Рис.
Поразительным контрастом звону смерти звучит нежная задумчивая фраза «Предвестница звезда» (Andantino mosso). Монолог заканчивается тихо и умиротворенно. Это позволят предположить, что для лирического героя цикла смерть видится не страшной, неотвратимой неизбежностью, а светлым уходом в иной, лучший мир.
Заключительный монолог «Над рекой»
является кодой всего цикла, в которой не происходит просветления. Текст монолога не оставляет возможностей для неоднозначной трактовки; итог цикла – пессимистический:
Месяц задумчивый, звезды далекие
С темного неба водами любуются;
Молча смотрю я на воды глубокие —
Тайны волшебные сердцем в них чуются.
Плещут, таятся ласкательно-нежные:
Много в их ропоте силы чарующей,
Слышатся думы и страсти безбрежные,
Голос неведомый, душу волнующий.
Нежит, пугает, наводит сомнение:
Слушать велит ли он? — С места б не двинулся!
Гонит ли прочь? — Убежал бы в смятении!
В глубь ли зовет? — Без оглядки бы кинулся!
Содержание стихотворения несет в себе что-то таинственное, неведомое, и манящее. Герой находится в угнетающем безысходном состоянии, но не предается отчаянию, а пребывает в состоянии прострации (медитации), устремляясь сознанием в Космос или в глубины волн.
«Это самый печальный романс, проникнутый чувством безнадежности, душевного оцепенения, какого-то спокойного отчаяния» - пишет Н. Туманина [13, c. 170].
Надо отметить, что это стихотворение привлекло не только Мусоргского. М. Балакирев также нашел в нем нечто, созвучное своим настроениям в поздний период творчества (1895-1896), однако осмыслил образ в чисто пейзажном плане.
Мелодия монолога звучит очень ласково, выразительно, нежно, излагается на зыбком триольном фоне, напоминающем тихое звучание колоколов:
Рис.
Во втором предложении (такты 6-9) появляются «волшебно-таинственные», убаюкивающие интонации, от завораживающей силы которых будто невозможно уйти. Весь монолог строится на звукоряде мелодического мажора, дополненного мажоро-минорными средствами; лейт-аккорд VIb сочетается с «неаполитанской» гармонией, что придает особенную трагедийность в рамках мажорного лада. «Пограничное» состояние психики подчеркивается увеличенными трезвучиями, которые впервые появляются в окончании первой строфы (такт 16), а, начиная со второй строфы, становятся важнейшим гармоническим средством.
Уменьшенные трезвучия также обнаруживают себя в музыкальной ткани монолога; на их основе строится «таинственный» мотив – два Ум53, поднимающихся по секундам (dis-fis-a, eis-gis-h) и нисходящее Ув53 (cis-a-eis):
Рис.
Все произведение пронизано одним неизменным ритмом; нет значительных контрастов и в типах фортепианной фактуры. Мягко колышущееся остинато триольного басового голоса с разным мелодизированным или аккордовым рисунком придает монологу, помимо эффекта оцепенения, особую тончайшую чувственность, красочность.