Влияние авангарда на тексты песен Дельфина

Приведем некоторые примеры реализации принципа «абсурдизации тропа» в футуристической и обэриутской поэтиках. Ср.: «Она снисходительней / Куриного пера, / Она нежнее, чем пещера / Где ходят босоногие генералы» (А. Крученых) [35, с. 21]; «гордой дудкой мчатся волны / мел играет мертвой стенкой / в даль кидает как водичку / спит пунцовая соломка», «и я лежал немой как соня / и я глядел в окно смешное», «увы, стоял плачевный стул / на стуле том сидел аул» (А. Введенский) [12, с. 43, 66, 77]; «Летит журавль многосторонний, / вонзаясь грудью в свет высокий. / Законом, присланным Лукой, / поля стремятся на покой», «голоса продольных кошек / за окошком слышатся» (И. Бахтерев) [55, с. 367, 378]; «Наши руки многогранны, / наши головы седы. / Повернув глаза к востоку, / видим нежные следы», «Мы бежали как сажени / на последнее сраженье», «Сон ленивый, как перелет, / руки длинные, как переплет» (Д. Хармс) [71, с. 59, 57, 55].

Сравнение приведенных выше примеров из стихотворений Лысикова и представителей русской авангардной поэтики позволяет, однако, установить не только их внутреннее сходство, но и достаточно существенное различие. Характерной особенностью художественных средств Дельфина является то, что они, опираясь на принцип алогизма, не уходят при этом в чистую заумь, что чаще всего наблюдается в тропах авангардистов. Вероятно, это достигается за счет того, что в идиостилях Крученых, Введенского, Хармса, Бахтерева главенствующим оказывается последовательно реализуемое тяготение к разрушению совершенно всех связей между элементами тропа, касающееся не только области денотатов, но и сферы коннотативных смыслов. У Дельфина же при разрушении денотативных смыслов коннотаты, организующие троп, только лишь редуцируются, но не отстраняются полностью.

Обращение Дельфина к рассмотренным тенденциям позволяет выявить внутреннюю связь его поэтики с двумя генетически связанными, но противоположными по своей сути линиями русского авангарда – традицией футуристов, исходящих из центрально принципа «слова как такового» и стремящихся к выявлению смысловых архетипов на всех уровнях языковой системы, и практики поэтов-обэриутов, ориентированных на утверждение ложности языка, его фатальной невозможности создавать и выражать смысл.

Поэзии Лысикова также свойственен присущий авангарду антиэстетизм. Этот термин, некогда предложенный З.Г. Минц, по мнению Н.В. Крыловой, сегодня нуждается в уточнении: «…правильно было бы говорить о панэстетизме авангарда, не знающего разделения на прекрасное и безобразное» [36, с. 31]. Каноны прекрасного в начале века были решительно пересмотрены: «…табуированные объекты – отвратительные, низменные, брутальные – получили “право представительства в искусстве”» [36, c. 32]. Помимо этого происходит снижение образов бывших «традиционным достоянием сферы эстетической в искусстве природы» [36, с. 32]. Как и авангардисты, неоавангардисты отрицают сформировавшийся эстетический канон соцреализма, его образы, в которых исследователи закономерно обнаруживают сходство с классицизмом и соответствующим ему делению на высокий, средний, и низкий стили. Смешение стилей присутствует и в стихах Дельфина.