Какая глубокая и поучительная трагедия! Какое огромное содержание и в какой бесконечно художественной форме! Ничего нет труднее, как говорить о произведении, которое велико и в целом и в частях!
В. Г. Белинский
Творчество Моцарта и его личность уже более двух с половиной столетий являются сильнейшим магнитом, притягивающим к себе и вдохновляющим самых различных деятелей искусства: поэтов, художников, музыкантов. Не случайно «моцартианство» распространено в общемировой художественной культуре, в том числе и в творчестве русских композиторов.
Диапазон смыслов, заложенных в данном понятии, широк. Оно включает в себя, помимо прямых влияний моцартовского стиля на музыкальное искусство, и представления об особом типе таланта, который был дан композитору как некий божественный дар, как откровение. Так, в истории культуры Моцарт воспринимается как символ вдохновения, гениальности, классического совершенства, идеальной гармонии, и не только музыкальной, но и гармонии мироздания.
«Музыка Моцарта, — писал Б. В. Асафьев, — неразрывно связана с представлением о гармонически ясном и кристаллически чистом строе душевном: солнце, светлое сияние, лучистость, радость — в порядке стихийном, изящество, грация, ласковость, нежность, томность, изысканность и фривольность — в сфере интимной, — таковы впечатления, связанные со всем, что выражал Моцарт в звуке, осязаемом им как материал глубочайшей художественной ценности»[18].
Склонность к символизации или даже мифологизации образа творца и его искусства объясняется еще и тем, что слишком много в них остается сокрытого, неразгаданного, а там, где возникает тайна, неминуемо и в изобилии рождаются мифы.
Наиболее весомую лепту в «моцартианство» как мифотворчество, в создание идеализированного образа Гения внес романтический XIX век. Это и понятно: обожествление творцов было в целом характерно для романтической эстетики. Гениальные художники признавались «богоизбранными» и находились над серой и будничной реальностью, над всем земным и мирским. Моцарт же в наивысшей степени воспринимался «как некий херувим, который несколько занес нам песен райских» (А. С. Пушкин). «О, Моцарт! Божественный Моцарт! Как мало надо о тебе знать, чтобы боготворить! Ты — вечная истина! Ты — совершенная красота! Ты — бесконечная прелесть! Ты — наиболее глубокий и всегда ясный! Ты — зрелый муж и невинный ребенок! Ты, — который все испытал и выразил в музыке! Ты, — которого никто не превзошел и никто никогда не превзойдет!», — восклицал Шарль Гуно[19].
И в тон ему вторил Эдвард Григ: «Моцарт — это универсальный гений. Говорить о Моцарте — это все равно, что говорить о Боге»[20].
Пожалуй, ни о ком из современников и предшественников Моцарта не сохранилось такого бесчисленного количества легенд: о черном человеке, заказавшем Моцарту Реквием и отравившем ему последние дни жизни, ну и, конечно, о завистнике Сальери, в буквальном смысле (если верить легенде) отравившем небесного Гения.
Самым великим творением, созданным на основе мифа о композиторе, стала трагедия А. С. Пушкина «Моцарт и Сальери»[21].
Она в полной мере вписывается в романтическое мифотворчество. В этом сходятся музыковеды и литературоведы. «Пушкинский Сальери — такая же мифологическая фигура, как пушкинский Моцарт; к их реальным взаимоотношениям это не имеет прямого касательства», — пишет Л. Кириллина[22]. М. Алексеев, комментируя трагедию в академическом издании сочинений А. С. Пушкина, замечает: «Уже первые читатели почувствовали за образами Моцарта и Сальери не реальных исторических лиц, а великие обобщения, контуры большого философского замысла» [93, 544].