Черты фортепианного стиля в обзоре некоторых сочинений

Его фортепианная музыка равно примечательна и по содержанию, и по фактуре, и по разнообразию характера — от импрессионистической звукописи до неоклассической конструктивности. И повсюду он проявляет высокое мастерство, полную власть над материалом, индивидуальность в его претворении и в то же время близость национальной традиции - связи с тенденциями искусства клавесинистов.

Важная задача для композитора — достичь созвучия поэтических образов и их фортепианного воплощения и, что с этим тесно связано, найти необходимые технические и выразительные средства. Он изобретает технический прием, руководствуясь своим поэтическим видением. Кроме влиянии Листа на формирование фортепианного стиля Равеля, надо указать и на другие источники, прежде всего — Скарлатти и Шопена. Конечно, Равелю пианисту было далеко до их виртуозности. Но специфические особенности строения рук позволяли ему легко справляться с трудностями и даже находить совершенно новые технические приемы.

«Античный менуэт» - здесь ясно выражены черты равелевского стиля: «тенденция замкнутой мелодической линии, танцевальная форма в качестве структурного элемента, взгляд в прошлое. Название пьесы указывало не на стремление к стилизации, а скорее на архаичность ладового строения. В этом композитор мог следовать примеру Дебюсси и Сати, уже наметившим путь возрождения старинной модальности. Так, он сочетает нонаккорд VII ступени с педалью на Тонике и квинте. Можно отметить и предвосхищающие будущие черты метроритма — смещение тактовой черты в пассажах шестнадцатыми, которые напоминают о пьесе «Игра воды», и главное — постоянную заботу об отточенности и ясности голосоведения.

В «Игре воды» талант композитора раскрылся во всей полноте. Равель показал редкостное понимание природы инструмента и, осваивая листовскую традицию, создал новые формы фортепианной виртуозности, а вместе с тем и образности. Он увлекался листовскими виртуозными пьесами, этюдами и почерпнул в них много идей, которые воодушевляли его в самостоятельных поисках. Неожиданный эффект производили цепочки секунд в пассажах, политональные сочетания звуков черных и белых клавиш, своеобразное заполнение регистров, сама форма пассажей. Пьеса Равеля — точно россыпь пианистических находок, удивительных для молодого композитора, который, к тому же, не был сам крупным исполнителем-виртуозом. Это возмещалось отличным знанием инструмента и неистощимостью фантазии, подсказывающей неожиданные приемы, которыми изобилует пьеса. Равель писал, что его пьеса навеяна «шумом воды и другими музыкальными звуками, слышимыми в фонтанах, водопадах и ручьях». Водная стихия, столько раз привлекавшая внимание композиторов, вошла в поле зрения импрессиониста, воплощавшего колористические детали образа. Равель был также привержен к классическому идеалу, стремился к ясности формы, как указывает он сам, построенной на двух темах, «подобно сонатному аллегро»: дань академической традиционности. Надо добавить, что Равелю был свойствен гармонический склад мышления, поэтому гармония во многом воздействует у него и на формирование пианистического письма, подсказывает формы пассажей, фактуры в целом. Основы фортепианной техники «Игры воды» — широко расположенные аккордовые пассажи, иногда— раскаты арпеджио, оттеняющие плавное течение мелодии. Все тесно связано с программно-образным содержанием пьесы, причем композитор ищет в нем те элементы, которые особенно выигрышны для звукового воплощения. Следуя примеру Листа, он избегает соблазна абстрактной виртуозности, стремится к живописности, красочности. Арпеджированные пассажи всегда входили в арсенал основных средств фортепианного письма, но Равель вкладывает в них нечто свое: главное в необычной последовательности интервалов — кварта, квинта и терция создают мягкую диссонантность. Чистый, точно хрустальный колорит музыки создается пассажами в верхнем регистре, то падающими точно капли, то превращающимися в журчащие каскады. Вторая тема — красивая пентатоническая мелодия, сопровождаемая гроздьями секунд, — новый пианистический эффект, использованный впоследствии с таким блеском Прокофьевым в финале Третьего концерта. Изобилие нонаккордов, элементы политональности, словом - все средства отобраны точно, использованы мастерски выразительный тонус пьесы — нейтральный, даже несколько холодноватый — в полном соответствии с избранным сюжетом и, в какой-то мере, с эстетическими установками самого автора, остающегося здесь на позициях объективного созерцания явлений природы, без явного высказывания своего эмоционального отношения.