«Для меня было большим счастьем получить от Международной Академии Баха в Штутгарте заказ на сочинение "Страстей по Иоанну" (для соло, двух хоров, органа и оркестра). Произведение должно быть создано на русском языке. Первое исполнение должно состояться как на родине заказчика (в Германии), так и на родине композитора (в России). С самого начала я понимала, насколько трудно писать "Страсти" по-русски: традиция Русской православной церкви не разрешает инструментам участвовать ни в богослужении, ни в других церковных ритуалах. Никаких посторонних технических посредников между человеком и Богом - только твой голос и свеча в руке. Но самое главное следующее: в практике русского богослужения нет традиции "страстей". "Искусство представления" всегда было для русского сознания второстепенным по сравнению с "искусством переживания". И церковное богослужение избегает любого намека на представление в лицах, на любую театральность. Выход из этого затруднения все же был найден: повествование о страданиях Христа ни в коем случае не должно быть непосредственной драмой или представлением. Оно скорее может быть подчеркнуто спокойно передаваемым повествованием (что соответствует церковному ритуалу). Во всяком случае, можно этот вид повествования, протекающий во времени, противопоставить абсолютно вневременной концепции. Во-первых, он должен быть не чуждым текстовому материалу "Страстей", а во-вторых, быть равноценным в отношении качества. Желательно было бы, чтобы в обоих текстах можно было почувствовать не только руку, но и дух. К счастью, такой текст есть. Это откровение святого Иоанна Богослова или Апокалипсис» [3, с. 1].
«В своем сочинении я тоже постаралась соединить два этих текста так, чтобы постоянно сосуществовали и пересекались два типа событий - события на земле, пересекающиеся во времени (Страсти), и события на небе, развертывающиеся вне времени (Апокалипсис)» [3, с. 2].
Музыкальный язык «Страстей по Иоанну» Софии Губайдуллиной отражает все новации композиционной техники ХХ в. Здесь мы наблюдаем алеаторику, сонористику, экспрессионизм, но все эти технические приемы служат главному: мощному выражению духовной концепции композитора «Человек - Мир - Бог», выраженной в музыкальной материи.
ХХ век внес в образ «человека музицирующего» - исполнителя, интерпретатора музыкальных произведений - ряд новых черт, которыми не обладали исполнители прежних эпох. Универсализм, всеохватность, невероятный объем информационного поля, беспредельные технические возможности - таковы реалии исполнительского искусства сегодняшнего дня. Можно привести суждение Альфреда Шнитке о Святославе Рихтере, которое по своей философской сути имеет универсальное значение для всех выдающихся исполнителей современности.
«Может быть, он столь велик как пианист именно потому, что он больше чем пианист, его проблемы располагаются на уровне более высоком, чем чисто музыкальный, они возникают и решаются на стыке искусства, науки и философии - в точке, где единая, еще не конкретизированная словесно и образно истина выражается универсально и всеобъемлюще. Ординарный ум обычно ищет решения проблемы на ее же плоскости, он слепо ползает по поверхности, пока более или менее случайно, путем проб и ошибок не найдет выхода. Ум гения ищет ее решения в переводе на универсальный уровень, где сверху есть обзор всему и виден правильный путь. Поэтому те, кто бережет свое время для одного дела, достигают в нем меньшего, чем те, кто заинтересован смежными делами, - эстетическое зрение последних приобретает дополнительное измерение, они видят больше, правильнее и объемнее.» [12, с. 76].
Таковым является исполнительское искусство крупнейшего пианиста современности, петербуржца Григория Соколова. Гастролируя по миру, Григорий Соколов редко бывает в родном городе. Тем радостней каждая встреча с этим артистом. Для слушателей каждое его выступление, будь то программы клавесинистов, Баха, Бетховена, Шопена, Стравинского и композиторов современности, представляется духовным откровением. С его исполнительским искусством мы становимся свободнее, чище, богаче духовно.