Природа музыкально-исполнительской техники обладает универсальностью, что прежде всего выражается в дыхании. В певческом, игровом или дирижерском дыхании, как в фокусе сходятся все элементы музыкального исполнения: темпоритм и агогика звуковедения, динамика, характер атаки (туше) и артикуляция, темброво-регистровая и эмоциальная окраска. Если исполнитель, услышав это внутренним слухом, нашел соответствующее дыхание, значит, он нашел главное. Дыхание исполнителя – это не только вдох, но и выдох, которым, соответственно, осуществляется звукоизвлечение и звуковедение. Ведение смычка, прикосновение к клавиатуре, выдох при игре на духовых инструментах – все это, как и певческий выдох, есть физическое, двигательное, иногда зримое и всегда мышечно ощущаемое действие, связанное со слуховым представлением. В данном смысле звукодвижение руки дирижера – это по-разному организованный и окрашенный вдох и выдох, адекватный вдоху или выдоху оркестра. Природная связь игровых и общетелесных двигательных ощущений отмечается учеными и музыкантами. Эта связь, разумеется, не гарантирует легкости и быстроты достижения искомого результата художественной идентификации «концертмейстер-дирижер». Использование этой связи предполагает предварительное овладение дирижером и концертмейстером хора певческими навыками (дыханием, опорой, звуковедением) и внутренним слухом.
Художественная необходимость установления связи между дирижерским, пианистическим и вокально-хоровым аппаратом предполагает наличие у концертмейстера и дирижера может не быть сильного голоса, но обязательно верно поставленного.
Дыхание - длящийся выдох и наполненное интенцией движение руки дирижера выражают длящуюся и пульсирующую энергию и время, эти ощущения непосредственно связаны с мышечным чувством и только через него осознаются слухом. Между певческим дыханием и рукой дирижера устанавливается органическая двусторонняя связь. Дирижерские ощущения длящейся и пульсирующей во времени энергии передаются (генерируются им) из голосового аппарата (дыхания, резонации, артикуляции) в руку и обратно. Связь становится взаимовлиянием. Концертмейстер же может психологически снять излишнее напряжение с голоса путем «распределения обязанностей» между голосом и рукой (психокоррекционная функция).
Попутно заметим, что работа концертмейстера включает участие в художественной интеракции не только с дирижером, но и — как отмечалось в начале магистерского исследования — с группами хора и солистами. При разучивании партии с отдельной группой хора концертмейстер должен уметь все остальное сыграть. При этом ему важно помнить, что интонационные погрешности у певцов происходят не из-за плохого слуха, а из-за несовершенной вокализации, нарушений закономерностей звуковедения при форсировке дыхания или, наоборот, при слабости его, при неумении сохранить единую вокальную форму в сменяющихся гласных буквах, при недостаточно тренированных переходах голоса из одного регистра в другой – особенно у женских голосов. Концертмейстер должен уметь быстро установить первопричину затруднений и помочь преодолеть ее. Психологически здесь неуместны негативные формы оценки, главное — правильно формулировать те или иные цели.
Разучивая партии, концертмейстер хора призван не только формально обучить мелодической линии или тексту, но и внести в исполнение выразительность, реализующую дирижерское прочтение. Одним из приемов достижения раппорта, согласно НЛП, выступает прием использования слов, которые ваш партнер чаще всего употребляет. Оставаясь наедине с группой хора, концертмейстер сможет перенять эстафету и будет понятен без специальных объяснений. Так же полезно использовать и дирижерскую интонацию. Это будет усиливать значение слов, и вызывать аудиальные ассоциации со словами хормейстера. Наконец, не лишне будет перенять его физиологию, позы и жесты.
Художественная интеракция «концертмейстер-дирижер» -- это акция совершенно иного рода. Однако как и первая, она направлена на достижение и углубление раппорта (понимания между музыкантами).
В целях достижения раппорта НЛП советует проводить психологическую подстройку. Согласно научным данным, 45% общения между людьми приходятся на словесный контакт, оставшиеся 55% не имеют ничего общего со словами – ни с их смыслом, ни с интонацией. Они «напрямую связаны с тем, как вы держитесь, с вниманием к вашей позе, положению тела в пространстве. К вашим жестам и выражению лица. Находясь рядом с другим человеком, вы просто не можете не общаться. Даже если вы молчите и неподвижны, вы что-то выражаете. Можно наладить раппорт с человеком, копируя его способы общения» [13, с 45].
Работая с дирижером, концертмейстер должен стремиться осуществить психологическую подстройку и прийти к согласию. Психологически стратегия зрительной семантизации дирижерской экспрессии - «ненотного текста» концертмейстера — не ограничивается звеньями ВАК (визуальное — аудиальное — кинестетическое), но и простирается в глубину личности. Чуткое копирование дирижерских интонаций, а точнее, языковой перевод, который осуществляет концертмейстер с языка жеста на язык фортепиано, включает экспрессивную, аффективную (или «метасенсорную», в терминологии М. Карасевой) составляющую. Речь уже не может идти о верном прочтении динамического или агогического нюанса в жесте дирижера. Здесь требуется идентичность душевного и телесного состояния в целом, что достигается благодаря включению таких психологических механизмов и способностей, как эмпатия (сопереживание) и идентификация. Однако достигается это включение, это высшее достижение художественной коммуникации Я/Ты не иначе как через интонационно-пластическое, семантическое подражание, т. е. копирование, повторение, вбирание в чувство я-концертмейстера чувства я-дирижера.